Итак, из прошлой части критического
опуса по книге Г.Р. Еникеева «Корона
Ордынской империи» можно было узнать
о том, что Чингис-хан был не чужд тюркского
стихосложения, а также о том, что на
Дерибасовской открылася пивная
в степях Монголии водились дикобразы.
Тем временем, автор «Короны» продолжает развлекать читателя взятыми с потолка обобщениями.
Как мы видим, автор ссылается на четыре книги. Первые две — это Фоменко с Носовским, что, в общем-то, уже вполне символизирует. Другие две — это книги М.А. Усманова «Татарские исторические источники XVII—XVIII вв.» и «Жалованные акты Джучиева Улуса XIV—XVI вв.». Неужели серьёзный специалист Усманов допустил тот вопиющий непрофессионализм, в котором обвиняет его автор «Короны»?
Открываем «Татарские исторические источники XVII—XVIII вв.» на странице 23. Читаем. Протираем глаза. Перечитываем. Ничего про язык, на котором были написаны аж все до единого государственные документы монголов, у Усманова нет! Единственное упоминание о том, ни каком языке были написаны монгольские летописи, находится в середине второй постраничной сноски, и выглядит так:
Теперь посмотрим «Жалованные акты Джучиева Улуса XIV—XVI вв.», страницы 94 — 95. Изложенное на этих страницах мнение М.А. Усманова можно вкратце свести к следующим пунктам:
Когда арабские авторы сообщают, что некий не дошедший до нас источник мог быть написан «по-монгольски», это может значить, что документ мог быть написан «монгольским письмом», но на ином языке, например, на одном из тюркских. Это следует из того, что
Речь идёт, в первую очередь, о дипломатической переписке ханов-джучидов с Египтом, где тюркский язык был весьма распространён, и
Ни одним золотоордынским (обо всей Монгольской империи речь вовсе не идёт) документом, написанным на монгольском языке и адресованным немонголам, наука не располагает.
Следовательно, можно предположить, что если изначально государственным языком во всей Монгольской империи был собственно монгольский, то впоследствии ситуация изменилась.
Из всего этого автор «Короны» делает такой вывод:
Кстати, автор «Короны» неявно исходит из того допущения, что историки судят о монгольской письменности исключительно через третьи руки, по арабским пересказам, и никогда не держали в руках сами монгольские документы. Ведь чтобы не понять, на каком языке документ, который ты читаешь — надо быть Жаком Паганелем, а верить в паганелизацию всех до единого исследователей — слишком смело даже для автора «Короны».
Но тут оный автор решает отыграть назад, и пишет: мол, что бы я не постулировал раньше, есть, есть два текста по-монгольски!
Ссылки на книги 105 и 106 ведут на уже упоминавшиеся книги Усманова, где говорится о высоком качестве бумаги и её малой доступности для простолюдинов. Но дело в другом: в уже упоминавшейся книге «Жалованные акты Джучиева Улуса XIV—XVI вв.», на странице 96 владельцем ордынской берестяной грамоты назван писец, а не караванщик, вздумавший поучиться грамоте. На странице 15 «Татарских исторических источников XVII—XVIII вв.» (той самой странице, на которую ссылается автор «Короны»), русским по белому сказано, что образование и книжная культура были мало доступны простому народу.
И при этом автор «Короны» берёт сообщение о дороговизне бумаги, ссылается на Усманова, и, под сенью авторитета, добавляет своих домыслов о воине или караванщике XIV века (!), который владел грамотой (!!) на двух языках (!!!)
О том, что два названных источника (берестяная грамота и Чингисов камень) не являются единственными дошедшими до нас текстами на среднемонгольском языке, я уже писал со ссылкой на академика Чулууны Далая. Теперь, для разнообразия, заглянем в другую книгу. Д. Кара в работе «Книги монгольских кочевников (семь веков монгольской письменности)» (М., «Наука», 1972) сообщает о целом ряде монгольских текстов:
Кстати, из книги Д. Кары можно сделать вполне определённый вывод: происхождение современного монгольского языка от среднемонгольского непрерывно прослеживается по письменным источникам.
Тем временем, автор «Короны» продолжает развлекать читателя взятыми с потолка обобщениями.
...фактическом отсутствии государственных документов тех времен на каком-то особенном «монгольском» языке — все документы «монголо-татары» писали почему-то на тюркском, точнее, на одном из тюркских языков — старотатарском языке (64, 223; 65, 94—97; 105, 23; 106, 94—95).Тут бы отлично смотрелась ссылка на любой документ на тюркском. Например, на указ, изданный администрацией Хубилая для китайцев. Ну, нет, так нет. Хочет автор вместо упоминания конкретных документов сослаться на книги других авторов, его право. Пойдём по цепочке.
Как мы видим, автор ссылается на четыре книги. Первые две — это Фоменко с Носовским, что, в общем-то, уже вполне символизирует. Другие две — это книги М.А. Усманова «Татарские исторические источники XVII—XVIII вв.» и «Жалованные акты Джучиева Улуса XIV—XVI вв.». Неужели серьёзный специалист Усманов допустил тот вопиющий непрофессионализм, в котором обвиняет его автор «Короны»?
Открываем «Татарские исторические источники XVII—XVIII вв.» на странице 23. Читаем. Протираем глаза. Перечитываем. Ничего про язык, на котором были написаны аж все до единого государственные документы монголов, у Усманова нет! Единственное упоминание о том, ни каком языке были написаны монгольские летописи, находится в середине второй постраничной сноски, и выглядит так:
...Жамцарано... вынужден констатировать следующее: «Исторические хроники писались на монгольском языке в периоды политического и духовного подъёма монголов — в эпоху Чингиса и его преемников...»...Чтобы яснее был контекст, скажу, что у Усманова на 23 странице речь идёт не о языке монгольских документов, а о том, что развитие историографии зависит от состояния государственности.
Теперь посмотрим «Жалованные акты Джучиева Улуса XIV—XVI вв.», страницы 94 — 95. Изложенное на этих страницах мнение М.А. Усманова можно вкратце свести к следующим пунктам:
Когда арабские авторы сообщают, что некий не дошедший до нас источник мог быть написан «по-монгольски», это может значить, что документ мог быть написан «монгольским письмом», но на ином языке, например, на одном из тюркских. Это следует из того, что
Речь идёт, в первую очередь, о дипломатической переписке ханов-джучидов с Египтом, где тюркский язык был весьма распространён, и
Ни одним золотоордынским (обо всей Монгольской империи речь вовсе не идёт) документом, написанным на монгольском языке и адресованным немонголам, наука не располагает.
Следовательно, можно предположить, что если изначально государственным языком во всей Монгольской империи был собственно монгольский, то впоследствии ситуация изменилась.
Из всего этого автор «Короны» делает такой вывод:
Следует пояснить еще вот что: западные историки вслед за «мусульманскими» историками, не умеющими читать уйгурское письмо, называли «написанными по-монгольски» документы, которые были составлены уйгурским письмом на тюркском, точнее, на старотатарском языке.
Эти документы и называли «написанными по-монгольски», точнее — «написанные монгольским письмом», восточно-мусульманские историки, и это их выражение было постепенно превращено в западной историографии в ложное определение-аксиому: «написанные на монгольском языке» (106, 94—95).Не столько западные историки, сколько С. Закиров, на примере книги которого М.А. Усманов рассматривает распространённые, и с его точки зрения, неверные, представления о монгольском документообороте. Арабские авторы, по мнению того же М.А. Усманова, на которого ссылается автор «Короны», отлично представляли, какой язык имеется в виду. И вообще, «не в лотерею, а в преферанс, и не выиграл, а проиграл — а в остальном всё верно».
Кстати, автор «Короны» неявно исходит из того допущения, что историки судят о монгольской письменности исключительно через третьи руки, по арабским пересказам, и никогда не держали в руках сами монгольские документы. Ведь чтобы не понять, на каком языке документ, который ты читаешь — надо быть Жаком Паганелем, а верить в паганелизацию всех до единого исследователей — слишком смело даже для автора «Короны».
Но тут оный автор решает отыграть назад, и пишет: мол, что бы я не постулировал раньше, есть, есть два текста по-монгольски!
Следы халха-монгольского языка в Улусе Джучи (как и по всей территории, подвластной Державе Монголов) отразились лишь в одном источнике XIV в. — нашли берестяную «тетрадку» в две странички, на которой были записи «по-тюркски» с их переводом на старый халха-монгольский язык (104, 18). Похоже, что воин или погонщик каравана учили «государственный язык», то есть «тюркский» (старотатарский) — так как государственные документы и деловая переписка велись в Монгольской империи, с момента ее основания, на отличной бумаге, очень дорогой по тем временам и недоступной простолюдину (105, 15; 106, 86—87).Нет, он, по-моему, уже просто издевается.
Ссылки на книги 105 и 106 ведут на уже упоминавшиеся книги Усманова, где говорится о высоком качестве бумаги и её малой доступности для простолюдинов. Но дело в другом: в уже упоминавшейся книге «Жалованные акты Джучиева Улуса XIV—XVI вв.», на странице 96 владельцем ордынской берестяной грамоты назван писец, а не караванщик, вздумавший поучиться грамоте. На странице 15 «Татарских исторических источников XVII—XVIII вв.» (той самой странице, на которую ссылается автор «Короны»), русским по белому сказано, что образование и книжная культура были мало доступны простому народу.
И при этом автор «Короны» берёт сообщение о дороговизне бумаги, ссылается на Усманова, и, под сенью авторитета, добавляет своих домыслов о воине или караванщике XIV века (!), который владел грамотой (!!) на двух языках (!!!)
«Don't make me laugh!» —
как сказала бы героиня
маво любимого фильма про средневековый
Восток.
К вышеописанному
безобразию автор «Короны» добавляет
постраничную сноску. Мол, я раньше
написал, что никаких монгольских текстов
не сохранилось, теперь говорю, что
сохранился один, а подумав, добавлю ещё
один, сносочкой, чтобы никто не придал
значения:
Имеется еще текст на камне, обнаруженном в лесах под Нерчинском (Бурятия) в XIX в. Надпись выполнена уйгурскими буквами, и, как полагают официальные историки, на «старом халха-монгольском языке». Но однозначного перевода данного текста так и не смогли сделать — разные «переводчики» толкуют этот текст по-разному — то есть, если выразиться точнее, текст этот до сих пор не переведен.Речь, как все уже догадались, идёт о Чингисовом камне. С переводом же надписи дело обстоит следующим образом: в 1851 году был опубликован первый вариант перевода, в 1927 году — новый, более-менее схожий с нынешним, и сейчас, в Государственном Эрмитаже, где, собственно, камень и экспонируется, можно увидеть следующий перевод:
Когда после завоевания сартаульского народа Чингисхан собран нойонов всего монгольского улуса в местности Буха-Суджихай, Есунхэ выстрелил (из лука) на 335 саженейПотому утверждать, что надпись на камне не переведена, только автор «Короны» способен. Да, полтора столетия назад был сделан неточный перевод. Как это относится к тому, переведён ли текст сейчас — неведомо.
О том, что два названных источника (берестяная грамота и Чингисов камень) не являются единственными дошедшими до нас текстами на среднемонгольском языке, я уже писал со ссылкой на академика Чулууны Далая. Теперь, для разнообразия, заглянем в другую книгу. Д. Кара в работе «Книги монгольских кочевников (семь веков монгольской письменности)» (М., «Наука», 1972) сообщает о целом ряде монгольских текстов:
- Каменная плита с монгольской
надписью в китайской провинции Юньнань
(стр. 30). Никаких старотатарских надписей
в Юньнани, конечно же, не наблюдается.
А ещё монголы любили вырезать тексты
на камне — чтобы никакая зараза не
порвала и не сожгла — и были при этом
совершенно правы;
- Грамота о привилегиях одному из
тибетских монастырей, сохранившаяся
до наших дней (там же). А вот и источники
на бумаге, если кто просил;
- Ильханские грамоты и письма XIII
– XIV века (стр. 31, 108). То есть, даже
когда в Улусе Джучи перешли на тюркские
наречия, в других осколках монгольской
державы собственно монгольским языком
ещё пользовались;
- Монгольское приложение к китайскому
указу начала 1240 — 41 гг. (стр. 85 и 108).
Подтверждает вывод, что указы для
покорённого населения писали на языке
того самого населения, но сами завоеватели
при этом до поры оставались монголоязычны;
Кстати, из книги Д. Кары можно сделать вполне определённый вывод: происхождение современного монгольского языка от среднемонгольского непрерывно прослеживается по письменным источникам.
Комментариев нет:
Отправить комментарий